Код победы России: что зашифровал Шойгу в Главном храме Вооруженных сил страны

Многомиллионные шествия Бессмертного полка по всей стране, оцифрованные дневники блокадников и базы данных погибших солдат Великой Отечественной — все это шло к какому-то грандиозному обобщению, и ему быть: в России через год появится храм, посвященный Победе 1945 года. У храма есть главный архитектор — Дмитрий Смирнов, но есть и негласный соавтор, инициатор строительства, министр обороны России Сергей Шойгу. Именно он придумал закодировать в архитектурных пропорциях символы нашей Победы: по его требованию, каждая деталь храма «запомнит» цифру, связанную с подвигом дедов.

О совместной работе над собором, какого в России еще не строили, и создании нового архитектурного стиля в храмостроительстве Федеральному агентству новостей в эксклюзивном интервью рассказал архитектор Дмитрий Смирнов.

— Дмитрий, когда вы проектировали храм Новомучеников на Лубянке, часто слышали мнение — «так не строят». Скажут ли так о Главном храме Вооруженных сил России?

— О да, здесь про все так скажут — в хорошем смысле. Кто-то точно станет критиковать, да и сейчас уже есть разные мнения…. Таких храмов в России еще не было, потому что до сих пор не было храмов из металла — обычно строили из камня, а у нас только два материала — камень и стекло. Последняя стилистика, в которой я работал, — стиль XX века, а в этом проекте мы разрабатываем стиль XXI века, которого еще не было.

— Так вы архитектор-новатор?

— Мы стараемся быть новаторами. Счастье, что есть такие амбициозные задачи, которые можно реализовать.

— Давайте тогда еще более откровенно — это новое слово в архитектуре?

— Безусловно, да. Если бы меня спросили , в каком стиле храм, я бы сказал, что он в русском стиле сегодняшнего дня. Но при этом он традиционный. В нем нет никаких элементов, которые откуда-то взяты или скопированы, абсолютно все детали создаются заново полностью под этот храм. Да, это что-то новое в архитектуре.

— Возвращаясь к вашей предыдущей работе — храму Новомучеников. Там не хватало места, и вы решили «представить, будто строите без ограничений, создать шедевр — и потом уже вписать его в реальность». Здесь у вас больше свободы для творчества?

— Да, представляете, здесь такая ситуация: есть свободное место в чистом поле, на котором можно создать шедевр. Здесь можно сделать потрясающую симметричную парковую зону, уникальный мемориальный объект, который будет пользоваться популярностью у наших людей и у туристов. Мы недавно выставляли макет нашего храма в Венеции, к нам приходили студенты и преподаватели архитектурных итальянских вузов и все говорили: «Вам так повезло! России так повезло!»

Мы сначала не очень поняли, что они имели в виду, а потом они сказали: «У нас уже все построено. Антиквариат, все древнее, роскошные здания… Но мы не знаем, что останется от нашего поколения. А у вас мало того что есть богатая история, так вы еще и сейчас создаете те памятники, которые останутся на века и станут продолжением вашей истории. Каждый построенный храм останется в памяти, через 100-200 лет люди будут заходить в него и вспоминать, как вы его строили». Мы не думали об этом, а ведь так и есть.

— Вы находитесь между заказчиками-военными и церковью, которая по-своему представляет храм. Есть сложности в балансе между ними?

— Да, мне надо было просто понять, что нужно той и другой стороне, и дать необходимое им обеим. Например, Минобороны поставило задачу сделать храм из металла. Нестандартная задача, если честно. Многие сказали бы, что это как-то… холодно. Надо было сделать проект таким, чтобы и церковь признала в этой «железяке» храм, несмотря на материал, из которого он будет построен.

Грубо говоря, нужно было состыковать задачу заказчика с теми, кто будет этот храм использовать. Священники в итоге даже с интересом приняли идею военных. Знаете, сейчас церковь, как у нас говорят, устремлена в будущее. Им понравилось сочетание стекла и металла, понравилось, что это не повторение старого, но в то же время следование канону. Вроде нечто новое, но с точки зрения [классики] ни к чему не подкопаться, и это изумляет.

— Знаю, что на выставке в Венеции итальянские архитекторы отдельные комплименты высказали проекту за многочисленные символы, вписанные в пропорции конструкций храма. Технически это было сложно?

— В первую очередь это был посыл Сергея Кужегетовича [Шойгу]. Он сразу сказал, что каждый квадратный сантиметр этого здания должен что-то значить. Попросил, чтобы каждая цифра в расчетах имела значения и связь. Когда мы начинали работу, не сразу было ясно, что храм будет посвящен памяти Великой Отечественной войны — это родилось в процессе. Шойгу уточнил задачу, и тут уже мне оставалось сесть и придумать, как вписаться в эти пропорции.

В итоге это удалось: например, диаметр центрального барабана — 19,45 метра, что повторяет год окончания войны. Высота звонницы — 75 метров, это годовщина Победы, к которой планируется возвести собор. Высота малых куполов — 14,18 метров, а на территории комплекса установят галерею памяти с 33 млн фотографий участников войны — длиной 1418 шагов по количеству дней и ночей войны.

Не могу сказать, что это было легко или сложно. Было задание, и мы его выполнили. Начали работать, а дальше все само собой. Знаете, работа над храмом происходит очень интересным способом: ты сидишь и что-то делаешь, потом раз, отошел — а у тебя уже храм получается. Это очень творческий процесс. Главное, чтобы было побольше вводных данных, а дальше божьим образом все реализуется.

— Как вам работается с Сергеем Шойгу, насколько глубоко он внедряется в творческий процесс?

— У нас регулярно проходят худсоветы под его председательством, на нем ему представляется каждое решение, он оценивает и сразу же накидывает какие-то идеи, между прочим, очень творческие и интересные. С ним в этом плане очень интересно работать, потому что он принимает участие в работе как художник. Потом мы к следующему худсовету по этим идеям приносим решения. 

— Это же была его идея сделать ступени храма из трофейной немецкой техники? Как вам этот план в архитектурном смысле?

— Как архитектор я в этом ничего такого не вижу. Это трофейная техника, которая и так должна была быть утилизирована, а мы применим ее в строительстве. У ступеней появятся дополнительные память и смысл — это же интересно. Сейчас мы прорабатываем саму технологию — как будем спрессовывать оружие и вплавлять его в чугунные плиты. В основном это будет стрелковое оружие и части артиллерийского орудия. 

— Как лично вам видится миссия этого храма?

— Я вижу в нем момент объединения, способ отдать дань предкам. Есть храмы, построенные в честь победы над Наполеоном. Так почему бы не построить храм в честь победы в Великой Отечественной войне, которая пришлась на наше время, пока мы это время помним? В Петербурге строили здания со шпилями определенной высоты, зашифровывали в них победы России.

Мы делаем то же самое: у нас на нижнем уровне стилобата будет скульптурный фриз с героической историей ратных подвигов России — от Куликовской битвы, Ледового побоища до Великой Отечественной войны. Пусть молодежь, которая будет приходить на службу, знает историю страны, знает, что есть вера и такая традиция — строить храмы в память о своих предках. Это важно для генетической памяти народа.

— У вас лично есть семейная история, связанная с Великой Отечественной войной, которая вдохновляет строить храм, посвященный Победе в ней?

— Мой дед воевал, был подбит в своем танке и умер, хоть и не на самой войне, но из-за ранения, полученного тогда. В храме будет галерея памяти, и я туда обязательно принесу его фотографию, так что там тоже будет частичка моей семьи.